Чтение, сегодня, вовлечено в эпическую битву, которую оно почти проиграло.
Причина этому - ты.
Независимо от того, где вы находитесь, смартфон всегда с вами, спрятан в вашем кармане, появляется в руке по вашему желанию, приятно вибрирует. Заехать к коллеге или детям? Играть в Candy Crush? Узнать футбольный счет? Узнать это все можно стоя в очереди или сидя на совещании по стратегии предприятия в 10 утра!
Смартфон должен быть всегда с вами. Вы проверяете его от 150 до 200 раз в день, говорят нам исследования. Вы переключаете приложения (например, с веб-браузера на электронную почту) 27 раз в час. Средняя продолжительность непрерывного сосредоточения на любой цифровой задаче составляет чуть более двух минут.
Умное Устройство! Когда-то это был слуга, теперь это наш хозяин.
Бедный Пушкин. Бедная Анна Коренина. Они не могут конкурировать с этим. Поэтому мы читаем все меньше и меньше. Но, что еще важнее, мы читаем по-другому. Это тема новой глубокой книги Марианны Вольф "Читатель, вернись домой".
На цифровом экране мы читаем мельком. У нашего мозга есть то, что ученые называют “предубеждением новизны".” Мы предрасположены обращать внимание на новую информацию; с эволюционной точки зрения, то, что является новым, ярким, может содержать информацию о выживании. Это получает приоритет. Чтение на экране создает цикл ожидания и удовлетворения. Мы постоянно отвлекаемся на то, что всплывает, вознаграждаясь за каждое отвлечение крошечным всплеском дофамина. Это влечение к “новому” вытесняет рефлексию, творческие ассоциации, критический анализ, эмпатию—ключи к тому, что Вольф называет “процессом глубокого чтения".” Мы читаем в постоянном состоянии частичного внимания. И, как указывает Вольф, это не только следствие, но и причина. Люди развили способность к чтению относительно недавно, за последние 5000 лет или около того. У мозга нет центра чтения. Скорее, когда мы учимся читать, мы обращаемся к различным областям мозга, проявляя когнитивное качество, известное как нейропластичность.
Нет единого способа “перепрограммировать” мозг, объясняет Вольф, когнитивный нейробиолог и директор Центра Дислексии, разнообразных учащихся и социальной справедливости Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Процесс происходит по-разному, в зависимости от того, как мы читаем. Читатели китайского (идеографического языка) перестраиваются иначе, чем те, кто читает испанский (логографический). Люди также различаются в том, как они перестраиваются, частично основываясь на том, как и что они читают. Изучение тех, кто перестраивается по-другому из-за дислексии, в первую очередь привлекло Вольфа к науке чтения.
Мы сделали себя современными через коллективную перестройку, когда письменность, а затем и печать появились и распространились по обширным слоям общества не так давно. Чтение научило нас поддерживать и логически развивать идеи, проникать в умы и взгляды других через их слова. Как общество, мы стали менее импульсивными, жестокими и иррациональными. Вольф цитирует Николо Макиавелли, размышляющего о том, как он погрузился в книгу, ведя внутренний диалог с автором и читая в течение четырех часов без перерыва. Когда ты в последний раз так делал?
“Длительный процесс обучения чтению глубоко и хорошо ... перестроил мозг, это изменило природу человеческого мышления”, - пишет Вольф.
Теперь происходит новая трансформация. Пугливые, рассеянные читатели перестраиваются иначе, чем задумчивые и медитативные, и поэтому они—и коллективное “мы”—начинают думать иначе, вырабатывать иную архитектуру мышления. Из-за неупотребления мы теряем то, что Вольф называет “когнитивным терпением”, и, следовательно, способность полностью погрузиться в книги.
Вольф сама обнаружила это, когда вернулась к пробному камню своей юности— "Магистру Люди" Германа Гессе—и обнаружила, что он почти не читается. Она не могла поддерживать концентрацию, требуемую романом. Всего за несколько лет все это ускользнуло из ее рук.
Это не все плохие новости. “В отличие от прошлого, - отмечает Вольф, - мы обладаем как наукой, так и технологией, позволяющими выявить потенциальные изменения в том, как мы читаем и, следовательно, как мы думаем, прежде чем такие изменения полностью укоренятся в популяции и будут приняты без нашего понимания последствий.” В своей книге она описывает, как заново дисциплинирует себя, чтобы найти способ вернуться в Magister Ludi. При третьем прочтении романа он снова становится похож на ту книгу, которую она знала.
Эта история убедительна, как и сочинение Вольфа, которое подкреплено энциклопедическими знаниями когнитивной науки и литературы, пронизано проницательностью и наполнено редкой смесью науки и искусства. Читая, я ловил себя на том, что часто останавливаюсь, прозрение за прозрением, размышляю, строчу заметки на полях—короче говоря, ненадолго задерживаюсь в угасающем мире глубокого чтения, который она описывает. Это хорошая новость.
Плохая новость заключается в главах, которые призваны дать надежду. Вольф отмечает, что цифровая культура имеет свои преимущества, но мы должны найти способ сбалансировать положительные стороны цифрового чтения с отрицательными, чтобы управлять процессом.
Она находит утешение, например, в когнитивных способностях, которыми двуязычие наделяет детей. Разве мы не можем научить молодых людей быть цифровыми и печатными двуязычными? Сначала я читал с надеждой, но с нарастающим унынием. Изучение испанского языка не ухудшает способности к английскому. Овладение более чем одним языком укрепляет наши вербальные и когнитивные способности, в то время как постоянное потребление информации с помощью цифровых носителей может ухудшить нашу способность глубоко читать.
Вольф воображает, что школы станут авангардом в стремлении развивать двуязычных читателей цифровой печати. Они будут обучать “контр-навыкам” и “цифровой мудрости”—дисциплинированному, осознанному переключению между печатью и экраном. Но это потребовало бы от школ противостоять популярным тенденциям. Большинство школ сегодня рефлексивно воспринимают технологию. Многие перестали выпускать печатные учебники и предлагают только цифровые версии, несмотря на исследования о том, насколько плохо студенты читают и запоминают цифровой контент. УМНЫЕ доски выдерживают даже самые жесткие бюджеты. Многие школы предоставляют каждому ученику ноутбук, тем самым требуя, чтобы каждое задание было выполнено с устройством рядом, вопреки усилиям некоторых родителей ограничить доступ своих детей к экранам во время домашних заданий и чтения.
Это правда, что школы являются одним из немногих мест, которые могут обеспечить время и пространство для глубокого чтения, устойчивого и медитативного. Но для этого потребовалось бы изменить видение: школа как место обособленное в той же мере, что и место связанное; школа как бастион против технологии в той же степени, что и послушник; школа как место, которое формирует, а не просто принимает социальные нормы. Другими словами, это нелегкая работа, и большинство школ, похоже, не желают ее выполнять.
Тем не менее, это могло произойти в изолированных местах. Представьте себе школы выбора, которые намеренно изолируют студентов от технологий в стратегически важные моменты в процессе обучения. Если Франция сможет запретить сотовые телефоны во всех школах, как это было недавно, вполне вероятно, что в нашей стране может появиться несколько островов. Хотя это трудно представить в масштабе.
Таким образом, некоторые могут найти оптимизм Вольфа обнадеживающим, но как родитель и воспитатель я этого не сделал. Однажды ночью я проснулся и представил себе эту книгу как объект какого-то научно—фантастического романа-Последней Книги, написанной в обществе, где скоро не останется никого, кто мог бы ее прочесть. "Читатель, вернись домой" - важная, безупречно исследованная книга, обладающая лишь одним недостатком—ее читателем.